На двустворчатой двери офиса я с удивлением увидела изображение танцующих скелетов. Нервно хихикнув, я влепила в лоб каждому по щелбану и… тут из офиса до меня донеслись звуки Траурного марша Ф. Шопена.
Я вздрогнула, подавившись хихиком, испуганно метнулась назад и огляделась по сторонам, надеясь, что кто-нибудь первым войдет в проклятое здание, а я тут же проникну туда за чужой спиной.
Но, как назло, рядом никого не имелось. И мне оставалось только ждать и ругать начальника, заславшего меня в эту обитель темных сил.
Дело заключалось в том, что братва из «ИNФЕRNО» пока еще ни у кого не страховалась. Поэтому ОВО «ЛАДИК» (та шарага, где я пашу) из кожи вон лезла, дабы впарить им полис.
Но тамошние явно не пальцем деланные ребята давали всем нашим финтам стойкий отпор. И на «ИNФЕRNО» поставили в нашей компании большой жирный крест.
Правда, не все этот крест поставили окончательно. Его, допустим, совершенно никуда не собирался ставить мой непосредственных начальник Пал-Никодимыч — змеюка он подколодная.
Из-за этой змеюки и торчу здесь. Вот была бы сейчас на моем месте какая-либо другая деваха, то она уже бы давно убежала бы в испуге отсюда.
Но у меня мандраж всегда сопровождается повышенной агрессивностью. И вместо того, чтобы описаться и удрать, я готова отмутузить взвод спецназа или выйти против толпы фанатов «Зенита», размахивая спартаковским шарфиком…
Так, ладно, хватит прохлаждаться, пора штурмовать эту цитадель Зла.
Стиснув зубы, я нехотя приблизилась к подозрительной двери. Осторожно взялась за сделанную в виде ухмыляющегося черепа ручку на правой створке. И попыталась открыть ее.
Однако та никак не отреагировала на мои действия.
Заподозрив, что та заперта, я сделала шаг назад и поискала глазами рядом какую-нибудь шнягу вроде домофона, чтобы жмякнуть на его панели какую-нибудь пимпу и попросить охрану впустить меня в сие архизловещее заведение.
Поискать-то поискала, да вот не нашла — передо мной были лишь дверь да покрытая мрачной темно-коричневой штукатуркой стена. Ох и разозлилась же я на такие шуточки. Дернула еще пару раз за ручку-череп. На этот раз намного сильнее. Безрезультатно!
О, мой га-а-а-д, вашу мать! Как я ненавижу такие страхолюдные шараги! Тут либо чокнутые сектанты всем правят, либо криминал. Им наши полисы и нафиг не сдались. В одних таких шарагах надеются на своих богов, а в других — на бандитскую крышу.
Вы, конечно, тут же мне заявите, сестрицы, мол, нефиг туда переться, лучше пойти зоопарк покормить килькой розовых фламинго.
Эх, подруги, в какое-нибудь другое время я бы обязательно последовала вашему мудрому совету — плюнула на эту шарагу и умотала отсюда в гордом осознании своего полного духовного и интеллектуального превосходства над мерзкими гробокопателями.
Но, увы, сегодня я не имела права пройти мимо этой некромантской хохломы, ибо вчера…
…Вчера меня вызвал к себе Пал-Никодимыч — лысый пожилой толстяк, в последние дни проявляющий просто невероятную трудовую активность, от которой из всех его подчиненных больше всего страдала я.
Войдя в кабинет начальника, я неожиданно наткнулась взглядом на стекла его темных очков, пребывающих на том месте, где я привыкла видеть угрюмо глядящие из-под нахмуренных бровей поросячьи глазенки шефа.
«Он стал похож на старину Шварценеггера из «Терминатора», — подумала я. — Прибавить к росту полметра, убрать обвислые щеки и пивной живот, дать в руки ружьишко и получиться настоящий киборг-убийца. Хотя нет, в мувешнике всех мочил не киборг, а робот-уничтожитель, прикидывающийся киборгом-убийцей. Может, и Пал-Никодимыч тоже только прикидывался пьяницей и инфарктником, а на самом деле его брюхо наполнено вовсе не пивом, жиром и калом, а нанороботами и жидкой алмазной сталью, легко превращающейся в боевые лазеры».
Меня настолько поразило очкастое преображение начальника, что я даже позабыла с ним поздороваться и спросить, чего он, брутальный киборг-очканосец, от меня хочет.
Но Пал-Никодимыч не стал ждать от меня подхалимских восклицаний вроде «Как спалось, Пал-Никодимыч?», «Простатит не мучал?», «Не стреляло ли в левом ухе?» или «Не пошаливает ли сегодня у Вас сердечко?», а сразу взял быка за рога:
— Ты, Лодзеева, за что зарплату получаешь?
— За работу страховым агентом, Пал-Никодимыч, — ответила я, делая вид, что нисколько не удивлена тем, что начальника прибило тяжелым приступом склероза.
Я сразу же вспомнила одного моего приятеля, который резко завязал после двухмесячного запоя.
Так новоявленный трезвенник не смог сразу даже вспомнить свое отчество и целых полдня откликался на Абрамовича, чем вызывал здоровый смех у друзей, не пропустивших момента для подколок, шуток и почти безобидных розыгрышей, где фигурировали синагоги, раввины и простой, как собачья упряжка, чукча-олигарх…
Поскольку Пал-Никодимыч не спешил продолжать расспросы, я, дабы помочь болезному, взяла нить беседы в свои слабые женские руки:
— Ставка да еще комиссионные за полис… М-м… Кстати, правильно делаете, Пал-Никодимыч, что не запоминаете подобные мелочи. Все учебники менеджмента советуют думать исключительно о самом важном. Это еще в прошлом веке мои британские коллеги доказали. А британские ученые — самые лучшие в Англии, они даже лучше английских. Дедушку Дарвина помните?
— А ты разве…
— Тот как раз был ярким представителем братвы британских ученых. Их там целая мафия, однако. Покруче масонов. Правда, я теперь совершенно не исключаю, что и среди масонов найдутся пара десятков британских ученых, если хорошенько прошерстить ихние ряды. Так что, не парьтесь, Пал-Никодимыч. Если Вам отшибло память, значит, Вы просто перешли на более высокий интеллектуальный уровень управления людскими ресурсами.