Одна против зомби - Страница 62

Нет, я вовсе не лезу из кожи вон, чтобы продвинуться по карьерной лестнице. Просто авантюрный дух нашей шараги подпитывает меня адреналином и изгоняет из тела апатию и депрессуху, которой я весьма податлива в силу чувствительности натуры и тончайшей организации души.

Когда я охочусь на клиента, то испытываю примерно те же чувства, что и охотник на крокодилов-людоедов.

Когда он, вооруженный лишь одним копьем с каменным наконечником подбирается, чавкая босыми ногами в болотном иле, сквозь тростник к лежбищу крокодилов, то еще не знает, кого он встретит на своем пути — матерого десятиметрового убийцу или маленького зашуганного зеленого зубастика, которого перешибет своей клюкой любая хиппующая старушка с Таганки. И поэтому сердце охотника трепещет от волнения.

Будь там одни гигантские чудовища, то наш охотник шел бы к лежбищу этих зубастых тварей обреченно. Его сердце бы сжалось под тяжестью понимания того, что нет, никогда ему не пробить своей фукалкой толстую кожу гигантов. Да и не дадут они ему тыкать в себя — разорвут в момент.

А будь вместо монстров маленькие беззащитные крокодильчики, которых любая кобылка-пони затопчет одним копытом, то наш охотник чувствовал бы себя просто тупым мясником и больше переживал бы насчет пиявок, нежели насчет крокодиловых зубов.

А вот, когда охотник идет и не знает, кого он встретит на своем пути: лютую смерть или легкую добычу, тут-то у него и кипит адреналин, а на губах играет азартная ухмылка.

Вот и я подобно вышеупомянутому охотнику люблю элемент неожиданности. И когда иду в какую-нибудь фирму, для того, чтобы впарить им полис, то никогда не знаю, чем все закончиться. И это бодрит мой склонный к хандре организм и будоражит мысли в невеселой голове.

Вот, к примеру, два мои последние контракта, заключенных на кондитерской фабрике и в кинологическом питомнике.

На фабрике меня поначалу спустили с лестницы. Но это уже стало для меня привычной прелюдией к началу переговоров. Наверное, так же для влюбленного юноши негодующие слова его суженой: «Иди на хрен, прыщавый! Я лучше под трамвай лягу, чем под тебя!», — служит сладкой прелюдией к будущему бурному соитию.

И я не придала такому ходу контрагента никакого значения, продолжив торг. Оный завершился не только подписанием полиса на неплохую сумму, но и участием моей скромной персоны в групповом чаепитии, которое завершилось вызовом мужика-стриптизера и пьяной дискотекой.

У кинологов тоже начало деловых переговоров было так себе. Меня покусала за кроссовок какая-то патлатая шавка. Я с первого удара ногой метко зафутболила шавку в мусорную корзину, чем вызвала настолько бурный восторг мужской части питомника, что после заключения контракта мне презентовали какого-то щенка с, как мне сказали, «богатейшей родословной».

Редкостная генеалогическая линия перла из щенка изо всех дыр. Так, скажем, одно его ухо смотрело вверх, другое — вниз, а глаза косили так, словно между ними только что врезали молотком. А в общем-то, вполне себе ничего была псина.

Увы, из-за нее сорвалась третья сделка.

В казенном предприятии, планируемом мной к впариванию полиса я попыталась втюхать этого сучонка главдиру казенки.

И только тот начал было расплываться в довольной улыбке, как тут же проклятый щенок нассал мужику на лакированный штиблет. Мужик обиделся. А контракт сорвался…

Чуете, сестрицы, насколько интересна, романтична и непредсказуема профессия страхового агента? По вашим загоревшимся глазам вижу — чуете.

А вот теперь прикиньте, каково мне, прикипевшей всей душой и сердцем к работе (пусть иногда и неделями манкировавшей ею), потерять оную. Крах надежд. Крушение самомнения. Кризис личности. Судьбой разрезанное пополам сердце на блюде роковых обстоятельств.

«Нет, определенно мне никак нельзя терять эту работу, несмотря на то, что я явно не войду в список миллиардеров «Форбса», даже если пропашу на ней тысячу лет, — подумала я. — Надо сделать все, чтобы не облажаться с этими вонючками из погребальной шараги».

А в моей непутевой голове вновь прозвучали набатным колоколом слова поганца-начальника: «Тебя будут отовсюду гнать. Ты будешь опускаться все ниже и ниже. Начнешь бухать».

И тут меня накрыло следующим видением…

5

…Передо мной возник замызганный цех провинциальной фабрики. В нем я сразу же нашла взглядом себя — измочаленную жизнью пьянчужку, одетую в грязный темно-серый рабочий халат.

Надо мной плывут под потолком клубы пара от ядовитых испарений эмульсии, охлаждающей работающие механизмы.

Ссутулившись, я работаю у огромного, покрытого копоти станка с приклепанной табличкой в пятнах ржавчины. На табличке: «Этот станок сделан бригадой героя труда Анохина к 30-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции».

На голове у меня мерзкого вида серо-бурый платок, а в руке — бутылка с пивом. Делаю долгий глоток. Икаю. Достаю из кармана сушеную тарань. Кусаю ее. Выплевываю чешую и жабры.

Мне хорошеет. И, отчаянно фальшивя, я пою:

— Шш-ш-шумел камы-ы-ы-ы-ы-ыш, деревья гну-у-у-у-у-улись,
А но-о-о-о-о-о-очка темная была-а-а-а-а-а-а…
Одна возлюблена-а-а-а-а-а-а-ая па-а-а-а-а-ара
Всю но-о-о-о-о-очь гуляла до утра-а-а-а-а-а.

Я делаю еще глоток пива.

И тут маленькие зеленые чертики, сидящие на вентиляционном коробе, начинают дружно подпевать мне:

— А поутру они вставали,
Кругом — помятая трава.