Одна против зомби - Страница 68


К оглавлению

68

Подтверждая свое абсолютное незнание самурайской философии, Хорькофф громко захлюпал носом.

— А чо там у Вас стряслось-то? — поинтересовалась я. — Наехал кто?

— И-и-и…

— Бандиты? Рейдеры? Сионисты? Жидоборцы-хоругвеносцы?

— И-и-в-в-в-и…

— Оборотни в погонах? Нацисты?

— И-и-и-и…

— Гомофобы? Гомофилы? Гомоеды? Гомосеки? Гомо эректусы?

— И-и…

— Чинуши? Люди в черном? Исламисты из «Анашы-эль-ганджубаса»? Кто-нибудь из боевого крыла франкмасонов?

— И-и-и…

— Да-да, все понятно. Все-таки родное ФСБ докопалось. Небось с пятой колонной шашни водите? А как насчет фэбээровского ЦРУ и госдеповского АНБ? Тут советую колоться сразу. Против чекистов не каждый олигарх и полдня в пыточном застенке выстоит. А Вас наверняка не обучали даже банальной гуантанамской системе противостояния методикам экспресс-допросов в полевых условиях, ведь так? Надо признать, в последнее время спецслужбы Запада совсем нюх потеряли и перестали готовить настоящих джеймс-бондов с железными яйцами. Вот вспомните, как Дениелу Крейгу по ним красиво молотили пол-фильма — то по правому — бац! — то по левому — хрясть! — а он только хихикал, как нимфетка на сеновале.

— Нет-нет! — отчаянно замотал головой Хорькофф. — Ничего такого! Я патриот и не изменял Родине даже с женой!

— Тяжелый случай. Ну тогда, значит, проигрались в казино. Я помню тоже плакала, когда двести баксов в покер прокакала — доблефовалась, дуреха.

Хорькофф отрицательно закрутил головой.

— Нет? — я задумчиво почесала нос. — Может, полицаи накрыли-таки скрывавшийся у Вас на даче в бане подпольный цех по производству фальшивого спайса под видом натурального стирального порошка?

— Упаси меня Боже от такой напасти! — вздрогнул мой собеседник.

— Так чо ж тогда с Вами все-таки стряслось, Андрей Яковлевич? Надо признаться, Вы меня заинтриговали. За всю свою долгую и полную опаснейших приключений жизнь я еще не встречала столь загадочного случая, чем Ваш. Утолите мое любопытство, а я никому не расскажу, что Вы меня из пистолета пытались укокошить отравленной разрывной пулей.

— Долго рассказывать…

Хорькофф вытащил из пиджака платок, вытер слезы и сопли. Подошел к кабинетному бару, достал оттуда бутылку с этикеткой «Слеза Святого Валериана» и пару серебряных стопок инкрустированных перламутром и вырезанными из янтаря головами Медузы из рода Горгон.

— А я, представьте себе, никуда не спешу, — поведала я клиенту. — У меня еще есть несколько свободных минут перед Концом Света. Ктулху спит. Антихрист занят выборами президента Пиндостана. Матросы с русского сухогруза отравили Годзиллу, слив на него мазут вперемешку с недопитым метиловым спиртом. А боевых роботов-трансформеров наш премьер-министр отправил отлавливать ворье в самое сердце отечественной модернизационной коррупции и наукоемких технологий высасывания из госбюджета лишних денег — в «Сколково».

— А кстати, Вы по какому вопросу ко мне?

— И по вопросу спасения жизней президентам корпораций тоже. Уж кому-кому, а Вам нельзя раскисать. Вы же не дворник-гастарбайтер, а президент огромной корпорации. От Вас зависит судьба сотен подчиненных, а также их семей, престарелых родственников и домашних животных.

— Вам-то какое дело до моих проблем? — одарил меня недоверчивым взглядом собеседник.

— Ни-ка-ко-го!

— Гм.

— И именно поэтому Вы можете быть со мной полностью откровенны. Можете считать меня психотерапевтом и попом в одном флаконе и исповедаться, дабы облегчить душу и уберечь сердце от инфаркта. Уверена, Вы не раз плыли на пароходе, ездили на паровозе и летали на самолете. И всегда после второго стакана виски Вы выливали на собеседника ушаты как своих личных заморочек, так и общегосударственных проблем. Ну не может русский человек без этого. Он лучше от закуски откажется, чем от такого душевного трепа. А почему Вы были так откровенны? Нет, стаканы тут ни при чем. Все дело в том, что на постороннего человека, которого никогда больше не увидишь, легче вывалить с души все накопившиеся там камни, чем на знакомого человека, который потом будет сливать полученные от Вас сведения цээрушникам и Вашей теще.

Хорькофф разлил валерьянку по стопкам, проговорив:

— Ну не знаю…

— Разве ж Вы не видите, что у меня на лице написано: «Она умрет под пыткой, но никого не сдаст»? — возмутилась я. — Ко мне все мои однокурсники плакаться в жилетку бегают. И коллеги по работе. Даже мой злейший враг, по воле которого я уже почти поседела, Пал-Никодимыч, иногда жалуется мне на свою недооцененность начальством. У уж Пал-Никодимыч чует стукача за версту, ибо тертый мужик, такого на хромой козе не объедешь.

Хорькофф пододвинул ко мне одну из стопок.

— Живете по принципу «Один не пью!»? — одобрила я такой жест. — Уважаю. Как говорится, завтрак съешь сам, а валерьянкой поделись с другом. За дружбу!

Я чокнулась с Хорькоффом и лихо опрокинула содержимое стопки в горло.

Хорькофф сделал то же самое.

Пойло имело жуткий вкус. Я скривилась.

Хорькофф тоже. А после произнес:

— Не знаю, с чего и начать рассказ. Не со свадьбы же.

Я подняла с пола фотографию молодоженов и поставила ее на стол перед Хорькоффом.

— А почему бы и не со свадьбы? На ней в истории мировой художественной литературы обычно все заканчивается. А Вы начнете — и тем самым лихо утрете всем сказочникам и новеллистам ихние пьяно-сизые носы. Начните со счастья, а про беду расскажется само собой. Мои британские коллеги доказали.

68