И вообще: после мерзкого выпендрежа перед элитой «Кольчужника» в лице Толика и Тохи мне теперь уже нельзя чего-либо боятся. Мосты сожжены — слова сказаны. Либо я пройду сквозь шеренги живых мертвецов к цели, либо Толик и Тоха назовут меня балаболкой и лохушкой, имея на то полное право. Ибо самая главная заповедь человечества гласит: «За базар надо отвечать!»
Я сжала кулаки и замолотила ими по воздуху, представляя, что отовариваю толпу зомби, и приговаривая:
— Да если бы даже тут зомби шастали, чо тут такого? Чо ужасного в том, что здесь работают зомби? На меня лично никто пока не напал. Конечно, общаться с ними тяжело — все какие-то упертые и воняют. А так, в принципе, ничего особенного. Толик, допустим, с бодунища гораздо страшнее выглядит, а уж прет от него тогда о-го-го как.
Проведя «бой с тенью» и отмолотив воздух хуками, крюками и любимой двоечкой (прямой левый — в солнечное сплетение, прямой правый — в нижнюю челюсть), я обрела возможность трезво рассуждать на совершенно бредовую тему — о зомби.
И, что вы думаете, сестрицы, ситуация уже перестала казаться мне совершенно безнадежной. Ведь еще мои британские коллеги доказали, что большая часть зомби не столь уж и крута. А я, ловко ускользнув от неповоротливых охранников, убедилась на собственном опыте в правоте сего научного вывода.
Ведь что говорит нам, сестрицы, наука? А наука нам говорит, что простые зомби — это тупые и медленные существа со слабым зрением, испорченным хронической глаукомой и обострением катаракты. Поэтому в основном пользуются слухом и обонянием. Чтобы кусаться, используют старые, еще не выпавшие зубы. Боли не чувствуют, хотя прежняя нервная система еще работает.
Таких зомби можно было и не бояться. Хороший удар туфлей по лбу угомонит любого из них.
Более опасны те зомби, что успели вдоволь нажраться живой плоти в первые же часы после смерти.
Такие твари быстро бегают, и реакция у них о-го-го какая. Но есть и серьезный недостаток — тупость и выпавшие зубы. Зато отрастают когти, которыми они и рвут жертв на мелкие кусочки, которые во время своих кровавых банкетов запихивают в глотку, не жуя.
Из-за того, что нервная система таких чудовищ перерождается, они не чувствуют, как у них при сверхнапряжений рвутся мышцы и ломаются кости.
Те из зомби, кто таким образом сильно покалечился, уже не могут носиться по городу за орущими от ужаса блондинками. Такие твари (зомби-калеки, конечно, а вовсе не блондинки) терпеливо поджидают в засаде своих жертв, прячась в темных местах — под лестницами и в подвалах.
Это очень опасные создания — хитрые и предусмотрительные. Советую вам, сестрицы, остерегаться их. Коли услышите, что кто-то закопошился в темном подвале, сразу стреляйте из всех стволов, а лучше киньте туда гранату.
И наконец — самые крутые зомби. Они сожрали много-много живых пиплов. И стали большими, сильными и быстрыми.
У них отрастают большие клыки и прорезаются игольчатые, как у акулы, зубы. Форма черепа становится похожей на голову слона, уши растут вверх и становятся похожими на ослиные.
Такие зомби уже больше новый биологический вид, нежели просто мутировавшие от Т-вируса пиплы. Сей вид обладает интеллектом на уровне пятилетнего ребенка и некоторыми магическими качествами — в частности, умеют отнимать жизненную энергию у людей.
Однако ничего похожего на такие типы я в офисе «ИNФЕRNО» не встретила. Тут тянули лямку какие-то неправильные зомби. Я про таких даже в Большой антисоветской энциклопедии нежити не читала.
«Может, все-таки смыться отсюда, пока не сожрали?» — спросила я у себя.
В такой мысли был резон. Но только не для меня — заложницы чести и жертвы подлых интриг Пал-Никодимыча, покусай его вурдалак.
«Нет! — ответила себя я. — Прочь пораженческие мысли! Мила Йовович никогда бы не стала в панике драпать от зомби. Она бы обдала их такой мощной волной презрения, что они сами удавились бы от отчаянья. И я не стану драпать. Выполню миссию даже ценой жизни. Да, именно так: выполнить миссию и умереть! Нет, лучше так: выполнить миссию или умереть. А еще лучше: выполнить миссию и не умереть. Пусть лучше Пал-Никодимыч сдохнет от зависти, видя, какая я великолепная страховщица».
Я посмотрела на свое отражение строгим, требовательным взглядом. Расправила плечи. Выпятила вперед нижнюю челюсть, как Шварценеггер в «Терминаторе». И произнесла:
— Я не тварь дрожащая, а, типа, право имею! Вперед, Ника! Испепели нежить пламенем священной ярости! За веру! За добро! За Русь святую! За достойную пенсию!
— «Сим победиши!» — проговорила я, рисуя губной помадой на своей белой папке православный крест, и добавила: — Трепещи, нечистая сила!
Я воздела к потолку сживающие папку руки и, грозно потрясая ею, направилась к выходу из сортира со словами:
— Страшись, мертвец, животворящего знака! Страшись меня — бича в длани Божьей! Я буду лупить твоей башкой по стенам! Я буду выкалывать твои черные глазищи ручкой с логотипом ОВО «ЛАДИК»! Я буду петросянить тебя тупыми шутками из «Кривого зеркала» до тех пор, пока твои залитые трупным ядом мозговые извилины не заплетутся в клубок! Я тебя расстреляю из…
Тут я сбилась с пафосного стиля, поскольку попытка открыть пинком дверь уборной, провалилась. Дверь не поддалась моей ноге.
Повторялась история с моим входом в офис «ИNФЕRNО». Только у клозетной двери не имелось второй створки.
«Чего-то не везет мне сегодня с входами-выходами, — отметила я. — А вдруг меня тут нарочно закрыли? Зачем? Типа, испугались. А чего им меня бояться? Так ведь я могу раскрыть все их тайны и продать материал газетчикам или слить его в интернет. Но не легче ли меня сразу пришить, чем на всю жизнь законопатить в сортире? Да никто не будет конопатить: дождутся вечера, когда лишних глаз в офисе не будет, вытащат меня отсюда и замочат. Потом кровь выпьют, а мясо сожрут. Я, хоть и не собачатина, но, думаю, зомби придусь по вкусу».