— Все б-будет исполнено, Андрей Яковлевич, — заверила босса секретутка. — Б-больше указаний нет?
Хорькофф почесал лоб стволом пистолета, размышляя, не забыл ли о чем распорядится, и произнес:
— Нет. И никогда уже не будет. Никогда!
Хорькофф вернулся в кабинет, громко хлопнув за собой дверью.
«Из нас троих один — точно сумасшедший, — подумала я, глядя на нее. — И не факт, что это не я».
«Что ж, все довольно логично: у паранормальных сотрудников — и босс должен был совершенно невменяемым, — поставила я диагноз местным гробовщикам, но тут же усомнилась в нем: — Да нет! Быть такого не может! А как же миллиардные обороты? Корпорация-то процветает. Не могут чокнутые дядьки руководить такой могучей конторой. Наверняка это розыгрыш. Хотя, если вспомнить Россию, которой веками руководили дураки и безумцы, то тут тоже могут быть различные варианты. Допустим, в «ИNФЕRNО» заправляют настолько крутые перцы, что им не хочется, чтобы о них знали общественность, пресса, прокуратура и полицаи с охранкой. Вот и поставили эти перцы зицпредседателем взятого из дурдома хмыря. Он тут уже всех достал своими приколами, вот на него и не обращают внимания. Пистолет у него, знамо дело, игрушечный. А вес разговоры про похороны — бред обычного шизика, которых полным-полно среди выпускников московских гуманитарных вузов. Только в моей Альме Матери нормальные пацаны и девчонки, а в остальных — все эти филологи, лингвисты, философы и прочие социологи — полный интеллектуальный отстой и сборище наркоманов и придурков».
Я посмотрела на секретутку, спокойно работающую на компе, и спросила:
— Мне не померещилось — это выходил сам господин Хорькофф?
Секретутка кивнула.
Я озадаченно потерла ладонью затылок и попросила:
— Послушайте, Снежана, успокойте, ради Бога, мою впечатлительную душу и скажите, что тутошний утренний юмор — это следствие бурно прошедшего вечернего корпоратива. Вы со своим боссом прикалываетсь на тему вчерашних шуток?
— Т-такими в-вещами не ш-шутят.
— Ха! Вы еще скажите, что у господина Хорькоффа пистолет настоящий. Я такой же — игрушечный — в ларьке неподалеку видала. Двадцать баксов стоит. Пульками стреляет.
— П-пистолет б-боевой. Его Аркадию Яковлевичу на день р-рожденья п-подарили наши к-компаньоны с Ижевского м-механического з-завода.
— Позвольте мне спросить у Вас, уважаемая Снежана, Ваш босс, он, чего, всерьез заявлял про свою смерть? Или это всего лишь гиперболизировано-иносказательная метафора?
— Андрей Яковлевич уже п-подписал с-смету к-корпоративных р-расходов на свои п-похороны. Все всерьез.
«Оба-на!» — я почувствовала, как волосы на загривке дружно встают плотной македонской фалангой.
— То есть… он сейчас там… — пролепетала я, веря и не веря секретутке. — Он что там, типа, укокошивает себя, что ли?!
Секретутка равнодушно кивнула.
Тут на ее столе зазвонил телефон. Снежана сняла трубку. Выслушала звонившую тетку. И доложила оной:
— Да, Анна Рудольфона… П-подписана… Сейчас п-принесу.
Секретутка достала из лотка для бумаг нужный ей документ. Поднялась с кресла. Направилась было к выходу из приемной. Но остановилась на пороге и, повернувшись ко мне, напомнила:
— В к-кабинет Андрея Яковлевича з-заходить н-нельзя!
Я откинулась на спинку дивана. С наигранной беспечностью просвистела мелодию «Марша сталинской артиллерии», которую насвистывал мой дедушка, видя по телеку очередного отмазавшегося от тюряги высокопоставленного чинушу или олигарха.
И только после такого представления я наконец соизволила ответить секретутке:
— Чо-чо?! Куда-куда?! А-а-а, в кабине-е-ет… Да я уж и забыла о нем. Чего мне там делать с покойным самоубийцей?! Зеленкой лоб ему мазать, что ли? Зачем отвлекать солидного человека от серьезного дела? Я просто посижу тут на диванчике, дождусь Вас, а там и решим, куда мне направится. Типа, про Анну Рудольфовну поговорим.
Снежана кивнула мне, однако даже темные стекла ее очков не могли скрыть от меня силу величайшего недоверия, которое излучали глаза этой канцелярской валькирии.
— Идите-идите, все будет тип-топ, — заверила я ее. — Клянусь здоровьем своего любимого шефа П.П. Прушкина, я не сойду с этого дивана, даже если он провалится на первый этаж. А если меня потащат к Хорькоффу силой, то буду драться до последней капли крови, чтоб сорвать происки злодеев. Умру, но не дам себя затащить к нему в кабинет. Если Вам мало, то, могу еще поклясться жизнью Пал-Никодимыча — начальника нашенской группы мобильного страхования. Отличный мужик! Мне его будет сильно не хватать, сдохни он, скажем, от собачьей чумки.
Секретутка недоверчиво покачала головой, но приемную покинула. Видимо, то, что я, не задумываясь, бросила на чашу весов жизнь дорогого моему сердцу Пал-Никодимыча, переломило ситуацию в мою пользу. В противном случае Снежана выкинула бы меня за шкирку из приемной и закрыла ее на ключ.
Как только секретутка ушла, я, злодейски ухмыляясь, подобно коту из «Тома и Джерри», тут же нарушила свое обещание. Бросилась к двери, ведущей в кабинет Хорькоффа. И взялась за ручку двери.
«А вдруг он в меня пальнет?» — спросила я у себя, замерев на месте.
«С чего бы это ему палить в тебя? Думаешь, он сможет перепутать твою башку со своей?» — ответила я себе.
«Да кто в таком состоянии соображает: где своя голова, а где чужая?» — задала я себе резонный вопрос.