— Они старые. У них мало сил. Ты тоже станешь со временем старой и немощной. Так что, когда станешь взрослой, заботься о трудовом стаже и высокой пенсии.
Мама погладила меня по волосам и добавила:
— Опасайся в будущем таких работодателей, которые будут пытаться тебя надуть. Есть такие нехорошие начальники, которые все соки высасывают из подчиненных, а потом выбрасывают их на улицу — больными и бессильными. И те уже не смогут добиться достаточного трудового стажа и получить достойную пенсию.
— И что тогда со мной случится? — заволновалась я.
Мать указала на спящих у помойного бака местных клошаров, укрытых грязным рваньем.
— Умрешь нищей: в прокуренной ночлежке — на вонючем, набитым клопами матрасе. И закопают твой труп черной-черной ночью в черном-черном мешке в черной-черной земле городской свалки.
— А почему вон те трупы не суют в черные-черные мешки и не закапывают черной-черной земле? — указала я на бомжей, посчитав их мертвецами.
Вдруг куча рванья зашевелилась. Из-под нее показалась опухшая от побоев и битв с зеленым змием рожа бомжа.
Он открыл мутные глаза. Увидел меня. И приглашающе замахал мне грязными руками: мол, иди к нам, подружка, у нас веселей, чем в школе — будем вместе по помойкам шастать, пить водку и искать приключения.
Тут же проснулась еще пара бомжей. Они начали чесаться и что-то бухтеть себе под нос.
— Зо-о-о-мбики! — вскрикнула я, видя, как оживают «трупы». — Это зомбики!
— Останешься без работы, превратишься в такого же «зомбика», — сообщила мне мать, указывая на бродяг.
Я ужаснулась такой перспективе и разрыдалась во весь голос…
Вдруг бомжи направились к маме. Они, вероятно, надеялись стрельнуть у нее денег на выпивку. Но я подумала, что «зомби» хотят покусать ее, и загородила маму собой.
— Идите прочь, проклятые зомби! — сквозь слезы закричала я. — Я сейчас сама вас всех покусаю!
Я достала из переполненной урны пустую банку из-под пива и бросила ее под ноги бомжарам, дабы те не усомнились в серьезности моих намерений принять бой, даже если он станет для меня последним.
Московские клошары отличаются от своих парижских коллег умом и сообразительностью. Поэтому они сразу смекнули, что мы не желаем с ними общаться и, а желаем вызвать сюда полицаев с дубинками, и быстренько свалили от нас по своим важным делам.
Мать с открытым от изумления ртом смотрела спектакль, в котором я громко ругалась и грозила кулачком бомжам.
— Процесс зашел слишком далеко, — наконец пришла в себя мама. — Думаю, Ника, тебя надо сводить к врачу.
Вечером этого злополучного дня мы с мамой сидели в кабинете детского врача.
Желтовато-фиолетовые круги под его глазами лучше всех учебных пособий и научно-популярных фильмов доказывали простую научную истину о том, что неправильный опохмел приводит к неконтролируемому запою.
Сей гиппократ микрорайонного розлива начал беседу с нами с более чем странного пассажа:
— Каждый высококвалифицированный специалист достоин того материального достатка, которым соответствует его способностям и прилагаемым к труду способностям.
То есть такое начало было странным для меня — десятилетней девчушки. А вот маму столь замысловатое изречение эскулапа (наверняка домашняя заготовка) ничуть не удивило.
Она достала из сумочки конверт с деньгами и положила на стол перед бескорыстным бойцом с коварным зеленым змием и бесстрашным борцом с отечественной системы бесплатной медицины.
Трясущимися с бодуна лапками врач быстренько сгреб конверт в ящик стола и, удовлетворенно хлюпнув носом, изрек:
— Маленькие деньги всегда стоят большого труда.
После этого медикус вышел из кабинета.
— Мама, а чему дядю доктора так колбасит? — спросила я у матери.
— А кого сейчас не колбасит? — ответила вопросом на вопрос мать, и я заподозрила, что в роду у нас были евреи…
Через пять минут врач вернулся — раскрасневшийся, помолодевший лет на сто и пахнущий дешевым коньяком.
— Значит, Мика, ты настаиваешь, что зомби существуют? — не стал ходить вдоль и около темы врач, усаживаясь в кресло.
— Я не Мика, а Ника, и ни на чем не настаиваю, — заявила я. — Хотите ничего не знать о зомби, не знайте. И можете даже не носить с собой микстуру от них. Только не жалуйтесь, когда покусают. Я Вас предупредила, и теперь моя совесть чиста.
— Ты всем рассказываешь про зомби? — спросил меня врач.
— Нет, конечно, — фыркнула я. — Я же не сумасшедшая. Это попы в церкви могут спокойно говорить, что черти и бесы повсюду шныряют. Их в дурку не упекут, потому что Конституция религию защищает. А вот я, чтобы про зомби рассказывать, должна сначала культ соответствующий организовать и зарегистрировать его, а потом уже трепаться о том, что кругом зомби и весь мир в опасности.
Эскулап рассмеялся и задал странный для российской медицины вопрос:
— Слушай, Ника, а кто, по-твоему, Бог?
— Человек, который может то, чего другие не могут, — ответила я. — Непонятно, почему он до сих пор не утопил в Москве-реке всех нехороших дядек и не сжег всех зомбиков планеты в Митинском крематории.
— Ты сильно боишься их? — поинтересовался у меня непутевый коллега старика Гиппократа.
— Очень, — призналась я и пустила слезу.
— Доктор, ее можно вылечить? — мать обняла меня и с надеждой посмотрела на врача.
— Вполне! — легкомысленно обнадежил маму этот шарлатан. — Главное, чтобы девочка находилась под наблюдением школьного медика.